Боги, которые играют в игры - Глеб Кащеев

Я пожала плечами:

— Согласна. К тому же мой мессия даже не живой — просто наведенный фантом. Внезапно возник, внезапно и исчезнет… Куда пойдем дальше? Биотехнологии и генетика?

— А может лучше нанозиты? — спросил он в ответ.

Я нахмурилась.

Обратный отсчет до старта в червоточину. Если честно, то страшно до жути. Вероятность того, что мы вернемся назад вменяемыми или хотя бы живыми — где-то от нуля до ста процентов. Ну и что, что автоматический спутник слетал на ту сторону и вернулся, принеся с собой сенсацию в виде снимков планеты земного типа, а крысы на борту других зондов выжили, доказав, вроде бы, что живая материя через червоточину проходит без проблем. Только кто знает, вернулись ли крысы в своем уме? Нам же, в отличие от крыс, надо не только пролететь на ту сторону, но и, по возможности, сесть на планету. На обитаемую планету. На планету, мать ее, с неизвестной развитой цивилизацией.

Да с самой червоточиной вообще пока больше вопросов, чем ответов. Причины ее появления, что реально происходит при проходе через нее, какие физические явления лежат в основе — неизвестно, но любопытные люди, еще не поняв, на что именно наткнулись, уже запускают свои шаловливые ручонки по локоть в эту непонятную фигню, не думая о том, что будет дальше. И я — один из пальцев этой руки, рискующий жизнью ради любопытства налогоплательщиков.

Когда двадцать лет назад исследовательский зонд, летящий к кольцам Сатурна, вдруг обнаружил странное темное пятно, где-то между обитой Марса и поясом астероидов, в NASA сначала вообще не поняли, с чем столкнулись, решив, что речь идет о новом типе астероидов с чрезвычайно темной поверхностью. Лишь когда два следующих зонда ушли в эту дыру как в бездну, а облет вокруг объекта показал, что земляне имеют дело с плоским диском, а не со сфероидом, стало понятно, что … что ничего не понятно. Через объект не проходил ни свет, ни какое-либо другое электромагнитное излучение. От спутников, улетевших в дыру, не поступало никаких сигналов. Гравитационное воздействие объекта, в отличие от черной дыры, равнялось нулю. Сначала ее так и называли — безмассовая плоская черная дыра. Были построены новые сумасшедшие гипотезы, пытавшиеся объяснить явление. С тех пор, на солнечной орбите, отстающей от афелия марсианской на миллион километров, выросла целая станция, с периодичностью раз в два земных года приближающаяся к червоточине. Сам термин появился тогда, когда шесть лет назад, в дыру отправили зонд, запрограммированный через час после пролета в дыру развернуться и лететь строго обратно. Через два часа зонд благополучно вылетел из дыры, а с его видеокамер была получена первая видеозапись того, что находилось внутри: звездное небо, яркое солнце класса G и голубая планета земного типа вдали. Тогда объект и назвали «Червоточиной» — проходом в иную область вселенной.

С тех пор, число зондов, пересекавших червоточину, дошло до десяти. Стал известен и диаметр голубой планеты (90 % земного) и период ее обращения и, самое главное, то, что планета обитаема. Фотографии с хорошим разрешением показали не только города, но и искусственные спутники на орбите.

В этом месяце состоится максимальное сближение, если расстояния через червоточину вообще можно измерять, солнечной орбитальной станции «Объект» и планеты по ту сторону. Станция, и голубая планета, которую журналисты уже окрестили кто Дигеей, а кто Антиземлей, окажутся ближе всего к червоточине. Именно поэтому сегодня в червоточину отправляется первый корабль с космонавтами на борту.

О чем я думал, когда записывался добровольцем? О том, что меня не возьмут, из-за большого конкурса, а она — увидит мой отчаянный шаг и вернется. Это чем-то походило на неудавшуюся попытку самоубийства, но только в конце ждало не жалкое презрение окружающих, а наоборот — кусочек славы первопроходцев. Даже если ты останешься просто в дублерах, и вообще не будешь покидать поверхность Земли.

Конкурс оказался не таким и большим, а физиков с дипломом доктора наук было, видимо, совсем мало, так что я, внезапно, оказался в основном составе экспедиции. На мою бывшую девушку это, однако, вообще не произвело никакого впечатления: даже если она и видела мое лицо в новостях, то ни перезвонить, ни написать сообщение в мессенджер не удосужилась.

Если в начале подготовки я находился в странном эмоциональном отупении, от осознания того, что наше расставание — не просто очередная ссора, и что это, теперь уже, навсегда, то через год как-то забылась и несостоявшаяся невеста, и мысли о смерти, но, к тому времени, отказываться от участия в экспедиции было уже поздно. Нас уже слишком распиарили, вложили слишком много денег в подготовку. Чем ближе был день старта, тем мне становилось страшнее. Сейчас, когда бездушный автомат отсчитывает метры до входа в червоточину, мне страшно так, как не было никогда в жизни.

Три, два, один, ноль.

Пара секунд тошноты. Слышу, как кто-то в научном секторе блюет, но пошевелиться, чтобы посмотреть, почему-то нет никакого желания. В нашем конусообразном зале все восемнадцать участников экспедиции равномерно распределены по стенкам — пристегнуты в защитных устройствах, больше всего напоминающих кресло у стоматолога. Справа от меня ученые естественники — биолог, инженер-программист, геолог. Выше, по кругу — социолог, лингвист, медик и психолог. Напротив них — пилот, механик и капитан, а также Жоли — кинозвезда, засунутая в экипаж ради ТВ рейтингов, и, в конечном счете — ради денег на финансирование экспедиции.

Слева от меня — шесть человек спецназа, включая полковника Джона Саммерса. Именно полковник является командиром экспедиции во всем, что не касается пилотирования корабля. Кто-то из властей решил, что раз планета обитаема, то основные риски лежат именно в области контакта с местными жителями, и почему-то, с их точки зрения именно спецназ умеет решать эти риски наиболее эффективно. Солдаты вроде как от ООН, но реально состоят только из американского подразделения Дельта. Уж не знаю, как власти США смогли это продавить. На ученых, среди которых только один психолог из Америки, а остальные представляют ЕС, Китай и, в моем лице — Россию, солдаты смотрят с подозрением. Я, неизвестно почему, формально отношусь и группе ученых, и к военным, так как руководство экспедиции со стороны России довольно быстро разнюхало о том, что в прошлом я был призером по практической стрельбе, и решило иметь хоть одного члена в военном крыле космонавтов. В результате я как говно в проруби — ученые считают меня принадлежащим к касте солдафонов, а спецназовцы — примазавшимся к ним подозрительным яйцеголовым русским.

Тошнота проходит вместе со странной апатией. Судя по всему, мы прошли червоточину. Начинается массовая суматоха — все отстегиваются от стен и пытаются по очереди заглянуть в экран-иллюминатор.

Когда приходит моя очередь — я удивляюсь тому как близко к планете мы оказались. Одно дело — сухие цифры расчетов, а другое — реальный бело-голубой диск перед глазами. Я невооруженным глазом вижу океан и два континента. Получилось, что мы уже на орбите Дигеи. Теперь наш капитан попробует нас посадить на населенную планету, постаравшись убить как можно меньше членов экспедиции и местных жителей. Мы возвращаемся к своим местам и пристегиваемся обратно. Кто-то выше меня матерится из-за блевотины, заляпавшей половину верхнего яруса.